— Вы живете в Сирии, каждый день видите людей на улице, принимаете их у себя в качестве пациентов. Все эти люди уже два с лишним года фактически живут в условиях войны. Наложило ли это обстоятельство на них какой-нибудь отпечаток?

— Разумеется. Изменения затронули практически всех, вне зависимости от возраста, религии или социального положения. Я сама живу в относительно спокойном районе, который редко подвергаются нападениям. Но даже несмотря на это, мои две маленькие дочки чувствуют, что в стране творится что-то очень нехорошее и ищут моральной защиты у родителей. Да и в целом дети в Сирии стали более привязаны к мамам и папам. Ребята редко отходят от них. Собственно, это касается не только детей, но и вообще всех членов семей. Они стараются все делать вместе и как можно реже расставаться. Выходя из дома, люди просто не уверены, что вернутся и смогут увидеть снова свою семью. И это, еще раз повторяю, в относительно спокойном районе. А ведь я много контактировала с гуманитарными организациями, которые работают с людьми, оказавшимися в эпицентре событий, потерявшими кров, пережившими голод, видевшими смерть близких. У многих из них серьезные проблемы с психикой. Кроме того, я сама посещала лагерь для беженцев. Там большинство детей страдает теми или иными психическими расстройствами. Заикание, неадекватная реакция на громкие и резкие звуки, молчаливость – вот стандартный набор. Взрослым не легче. Они постоянно чувствуют угрозу, им кажется, что не сейчас, так через пять минут обязательно начнут стрелять и убивать. Люди замыкаются в себе, перестают доверять друг другу.

Есть и еще одна проблема. Боевики захватывают города. Люди бегут оттуда. Одним из результатов этого становится переполненность школ в городах и деревнях, куда террористы не смогли проникнуть. В этих условиях дети разделяются на группы «местных» и «приезжих» со всеми вытекающими отсюда последствиями. К этому добавляется еще и межконфессиональная неприязнь, зачастую подпитываемая родителями.

Самое ужасное, что практически все дети теперь просто пропитаны атмосферой войны. Что обычно рисуют ребята? Ну, например, цветы, животных, маму и папу. Так делали и сирийские дети. А потом начался конфликт. И теперь война в их творчестве – это основной мотив. Солдаты, танки, кровь, взрывы – излюбленная тема. Кроме того, во дворе играют теперь в основном в «армию и террористов». Дети делятся на две команды, и между ними начинается войнушка. Но это игрой-то назвать сложно. Жестокое поведение, жестокие движения.

И такие дети — еще не самый плохой вариант. У нас есть категория особо тяжелых. Эти ребята попали в руки боевиков. И те заставляли их убивать сирийских солдат, учили, как правильно это делать, заставляли пытать. Их психика окончательно сломана и из них уже очень сложно будет вырастить законопослушных граждан.

— Известно, что многие дети потеряли своих родителей. Вы наверняка встречались с такими. Где они сейчас? Как они справляются со своей потерей?

— В основном они живут у родственников. Но зачастую им от этого не легче. Это как в сказке, когда сирота попадает к бедным родственникам, которым самим себя надо как-то кормить, а тут еще лишний рот в семье появляется. Волей-неволей к такому ребенку возникает неприязнь со стороны детей этой семьи. Когда мы беседовали с сиротами, мы чувствовали их обиду на жизнь, чувствовали как черствеет их сердце из-за пережитого горя. Этим детям нужна забота и любовь, психологическая поддержка, но не все из них попадают в благополучные семьи.

— Вы сказали, что многие дети не могут учиться из-за перегруженности школ либо их отсутствия. Получается, в Сирии растет целое поколение безграмотных людей?

— К сожалению, да. По странному стечению обстоятельств, террористы, проникая в города, первым делом разрушают именно школы. Впрочем, оно понятно: необразованным проще промывать мозги. С теми, кто все же посещает школы, ситуация не лучше. Представьте, что у одного учителя в классе может быть 70-80 учеников. О каком образовании вообще может идти речь?

Лина Матни, Голос России